Маргарита Омельченко (в девичестве Пчельникова) с Перовской улицы — старожил Новогиреева. Она родилась в 1938 году в подмосковном тогда городе Перово, который в 1960-м вошёл в границы Москвы. Её семья не покидала столицу в годы Великой Отечественной войны. Маргарита Алексеевна всю жизнь проработала в торговле.
Незабываемый голос Левитана
В старом деревянном доме на Заводской, 18, у пруда Кусковского химзавода (сейчас на этом месте сквер, а пруд называется Перовским) было семь тесных комнат, в каждой — семья. Общая кухня, удобства на улице. Но жили дружно.
— Какая-то аферистка выманила у мамы продуктовые карточки. Мама кричала на весь дом. Но соседи не дали нам пропасть: кто блинов из отрубей даст, кто что — выжили, — вспоминает Маргарита Алексеевна.
Ещё одно жуткое детское воспоминание — огромные тёмные аэростаты в небе и ослепительные лучи прожекторов. Во время воздушной тревоги спускались в подвал во дворе дома.
Одна из бомб разорвалась совсем рядом — на месте, где сейчас 2-я Владимирская пересекается с Кусковской. Там долго была огромная воронка.
— Навсегда запомнился голос Левитана из чёрного репродуктора. То тревожный, когда наши войска оставили такой-то город. То радостный, когда взяли.
Хлеб для пленного немца
В доме 16 на Кусковской улице в послевоенные годы была булочная, где отоваривали хлебные карточки.
— Я ходила за хлебом лет с восьми. Следила за ножом, которым продавщица резала буханки, и думала: «Хоть бы достался довесочек!» Этот кусочек мама разрешала съесть сразу. Идёшь домой, сосёшь его во рту, и такой он сладкий! Только в 1947-м карточки отменили. Вволю наелись хлеба.
В конце Перовской улицы пленные немцы строили дорогу. Один из них укладывал булыжники и трамбовал.
— Работал в одиночку, без охраны. И почему-то мне его стало жалко. Я каждый день отрезала тоненький, как бумага, кусочек хлеба и почти два месяца носила ему. А ведь сами голодали. Он мне показывал фотографию своей семьи: он, жена, двое детей моего возраста…
Щи из лебеды
Родители Риты работали, а в выходные ездили в подмосковные деревни менять полученные по карточкам 100 граммов сахара или карамели на картошку, муку, отруби, жмых подсолнечника.
— Я умела варить щи из лебеды и крапивы с семи лет. Добавляли картофельные очистки, для густоты забалтывали мукой или отрубями, — говорит пенсионерка. — Дети ещё ели траву манжетку, у неё такие сочные, сладкие утолщения. Есть хотелось всегда. Мама укладывала нас с сестрой спать пораньше, чтобы мы не чувствовали голода.
После войны купили поросёнка, кормили его отрубями.
— В четыре утра мама закутывала нас в вязаные платки, и мы шли туда, где сейчас на 3-й Владимирской улице трамвайный круг: там торговали отрубями. Стояли в очереди, на руках чернилами писали номер. На человека — 10 килограммов. И поросёнка кормили, и сами ели.
Как-то Риту послали на базар продавать карамель, полученную по карточкам. В полулитровой банке конфеты — леденцы, круглые, подушечки. Назывались «китайская смесь».
— Стою и вдруг вижу в банке грязную ручонку мальчишки — хватает горсть леденцов. Я подняла крик на весь рынок, появился милиционер, разжал руку — конфеты высыпались обратно в банку.
Так и врезалась эта грязная ручонка в память. Тоже ведь голодный был тот воришка.
У раненых угощение брать нельзя…
Отец Маргариты Алексеевны воевал под Москвой, был несколько раз тяжело ранен.
— Он не любил рассказывать о войне, кроме одной истории. После ранения под посёлком Дубосеково отца с поля боя вытащила собака. По полю она тянула брезентовую волокушу. Раненые, кто может, заползают на волокушу. У отца вся спина была изрыта осколками. Так и жил с ними — не все вытащили, — рассказывает Маргарита Алексеевна .
Отца навещали в госпитале — в школе за станцией Кусково. Потом девочки выступали перед ранеными. Шли нарядные, в лучших платьицах. Из белой материи сёстрам сделали сумочки через плечо, нашили красные крестики.
Читали стихи Агнии Барто, Маршака.
— Помню тесно стоящие койки, забинтованные головы, руки, ноги, — говорит Маргарита Алексеевна. — И протянутые нам с сестрой серые, заскорузлые ладони с кусочками сахара. Мы отвечали, как учила мама: «У раненых брать
нельзя. Вам надо поправляться».
Загрузка ...
